Недавно в печати появилось интервью бывшего второго секретаря ЦК КПМ Виктора Смирнова. Молдове этот человек сделал много зла и исковеркал не одну человеческую судьбу. Я писала о трагедии Реваза Ломтадзе. Под каток Смирнова попал и заслуженный человек в отрасли Георгий Козуб, о чем он рассказал в своей книге «Годы и судьбы».
Конец 1985 г. принёс очередную ломку системы управления аграрно-промышленным комплексом республики. И уже в начале 1986 г. был создан «Агропромсоюз». Министерство виноградарства и виноделия вошло в его состав в статусе главного управления. Георгий Иванович Козуб, занимавший в этом министерстве должность заместителя министра, в ходе реорганизации остался не ангажированным. Поэтому устроился на работу доцентом кафедры виноделия Политехнического института.
Заказ Смирнова
«Реорганизация совпала с назначением в Молдавию вторым секретарём ЦК КПМ Виктора Ильича Смирнова, — пишет Козуб. — Всем нам было известно, что ему удалось взять в свои руки все рычаги управления республикой. Наступили чёрные времена не только для виноградников. Второй секретарь ЦК КПМ Виктор Смирнов больше выкорчёвывал не их, а людей. Был бы человек, а статья под него найдётся. Дайте столько срок. Срок он мне определил основательный – десять лет в колонии строгого режима. Не следует забывать, что ещё шла яростная борьба с виноградной лозой, с пьянством и алкоголизмом, и это тоже рождало благоприятную среду для осуществления задуманного. По иронии судьбы, отказ от добровольной вырубки виноградников можно было заменить принудительной вырубкой ангарской сосны.
«Дело» раскручивалось традиционно. Подобные мероприятия обычно предварялись разгромной статьёй-анафемой в одном из органов партийной печати. В «Правде» появляется материал «Вино творит вину» за подписью прокурора Молдавии Ивана Ивановича Чебана, в котором мне публично инкриминировались должностные преступления. Стало ясно, что теперь прокуратура уже не отступит, и заказ Смирнова будет исполнен.
Кто стал «свидетелем»?
Следствие началось 18 апреля 1986 г. и продвигалось тяжело, ибо все обвинения были шиты, что называется, белыми нитками. Скажем, требовалось объяснить, на каком основании Кожушнянскому техникуму виноградарства передана коллекция шампанского, коньяков и вин? Разъясняю, что там идёт учебный процесс, есть хорошо оборудованный дегустационный зал. Кроме того, техникум посещают иностранные специалисты. Их визиты кратковременны, что не позволяет побывать в хозяйствах. А здесь они могут продегустировать винодельческую продукцию разных регионов республики.
Сродни тайне Мадридского двора была и широко утвердившаяся практика существования витрин молдавских спиртных напитков в кабинетах министерств, больших и малых начальников разного ранга. Им не было нужды испрашивать дозволения руководителей отрасли на получение в хозяйствах образцов вин. Делали это своей властью. Но, чтобы объявить пополнение витрин дачей взятки, требовалось найти «свидетелей». Одним из них оказался Павел Тимофеевич Бодарев.
Ещё в бытность его работы заведующим производством на винзаводе в Романештах, там обнаружилась серьёзная недостача продукции в 10 тыс. декалитров. Выкрутиться помог секретарь ЦК Евгений Петрович Каленик. Незадачливого дельца спрятали от правосудия в Алжире, доверив отбор вина по экспорту в нашу страну.
По его возвращении в Молдавии образовались новые «грешки». Тогда-то следствие и потребовало у него дать против меня показания. Своя рубашка оказалась ближе к телу, и Бодарев заявил, что дал мне чеки «Внешторгбанка». Пройдёт около двух лет, и Бодарев напишет, что оговорил меня. Заявит, что его принудили к ложным показаниям под угрозой самому оказаться за решёткой.
Таким образом назначили и второго свидетеля. В машине генерального директора Ассоциации коньяков «Арома» Анатолия Михайловича Твердова обнаруживают 16 бутылок коньяка. Его арестовывают и предлагают дать показания в том, что он вёз продукцию Козубу. Заверили, что в этом случае никаких проблем для него самого не возникает. Минимально необходимая свидетельская база была создана.
Приговор был предопределён
Тем временем следователи Виктор Корохот, Александр Урсаки и Апостол настойчиво требуют у меня фамилии высших партийных и государственных лиц республики, по указанию которых на банкеты и приёмы доставлялись спиртные напитки. «На кого конкретно вам нужен компромат?» — спрашиваю. Мне называют фамилии ряда министров, членов ЦК КПМ. «Но если бы вы назвали …», — один из них при этом красноречиво поднимает вверх палец, — «было бы отлично». Понимаю, что речь идёт о «первом». А нажим продолжается: «Ну зачем вам покрывать высшие инстанции? Назовите высших руководящих лиц, и следствие затянется на неопределенное время, а там и вовсе прикроют».
Моя супруга Валентина Алексеевна пригласила для защиты известного московского адвоката Анатолия Павловича Фокова, который побывал в прокуратуре, у председателя Верховного суда Виктора Пушкаша и заявил, что на судебное заседание не явится: есть указание Смирнова, и приговор предопределён. Об объективном разбирательстве и эффективной защите не может быть и речи.
Так и случилось. Следствие шло с 18 апреля 1986 г., а приговор суда последовал в самый канун праздника Октябрьской революции – 6 ноября. Его суровость потрясла всех – десять лет колонии строго режима. В ожидании суда и приговора я находился в СИЗО, где жизнь подследственного никто не мог гарантировать. Случались избиения, превращавшие людей в инвалидов. Теперь появилась определенность и какая-то надежда на пересмотр дела.
«Доцент»
Определённость же выглядела хреново. Пройдя по этапу десять тюрем, я поступил в Иркутское ИУТУ. А спустя полтора месяца более 2 тысяч заключённых открытым голосованием избрали меня председателем месткома зоны. Освоил специальность сборщика регуляторов к телевизорам, экспортировавшимся в Китай. А ещё я читал лекции товарищам по несчастью, писал охранникам-заочникам контрольные и курсовые работы. За что и был удостоен высокого звания и клички одновременно «Доцент».
Однако всё это время адвокат Анатолий Павлович Фоков не бездействовал. Он писал кассационные жалобы в прокуратуру, а проездом через Иркутск в Монголию посетил зону, располагавшуюся в Ангарске, на берегу одноимённой могучей реки, и встретился со мной. Порадовал, что моё дело будет пересмотрено на Пленуме Верховного суда СССР. По сложившейся практике, пересмотр в столь высокой инстанции обычно означал полную реабилитацию. Такой поворот событий, конечно, не устраивал прокуратуру и верховный суд республики, бросал тень на эти органы Молдавии, свидетельствовал об откровенной предвзятости приговора.
Опережая рассмотрение дела на Пленуме, они сами в спешном порядке заявляют, что прекращают моё уголовное преследование и передают дело на доследование. Стало быть приговор отменён, а сам я не судим. Своими трудовыми показателями и общественно полезной работой я вызвал слёзы сожаления и искреннюю печаль в глазах при расставании с начальником зоны.
Арестованный 18 апреля 1986 г., я оказался на свободе 14 апреля 1988 г. Тяжелейшие испытания остались позади. А спустя некоторое время яростного борца за чистые руки Виктора Смирнова товарищи по партии самого засадили за решётку за взятку. Так что, по иронии судьбы, находясь по разные стороны понимания добра и зла, мы с ним оказались по одну сторону зоны. Только меня, в отличие от него, реабилитировали и извинения принесли».
